Государь - Страница 17

Но — поздно. Теперь перед ними барьер — из своих же, убитых и покалеченных, стонущих, вопящих…

Сергей выпустил последнюю стрелу, закрыл колчан, бросил лук в налуч.

Подумал: «Сейчас обходить начнут». И снова взялся за рог. Сигнал: «Все в круг!» Надеюсь, Развай сообразит.

Сообразил.

Вторая линия выдвинулась вперед, включившись в рукопашную, а первая рассредоточилась, заняв круговую оборону.

Но нападающие продолжали переть в лоб и перли, пока лобовая атака окончательно не захлебнулась. Перед строем дружинников образовалась баррикада из тел в пятьдесят метров длиной, метра два шириной и почти полтора метра в высоту.

Дружинников из строя вышло семеро. Все — с ранениями рук и ног. Ими тут же занялась Сладислава — под прикрытием щитов.

Духарев старался высмотреть, что происходит среди противников. Какая-то суета… Но обстрел прекратился.

— Не стрелять! — раздался приказ Развая.

Правильная тема. Стрелы надо беречь. Что же всё-таки это за напасть такая? Судя по подготовке — смерды. Зачем им нападать на воинов? Это ж самоубийство. Да и смерд просто так на смерть не пойдет. Он к этому непривычен. Значит, что-то его подвигло? А может, не знали, что имеют дело с воинами? Или никогда не сталкивались? Это же так просто: их меньше сотни, а нас целая тысяча. Зипунами закидаем. Могли бы и закидать. Если по уму. Но если по уму — так не полезли бы.

Пауза затянулась. Надо что-то предпринять. Перехватить инициативу…

— Дай-ка мне свой щит, — попросил Духарев. — Нет, лучше факел мне зажгите и ветку дайте какую-нибудь зеленую. Вон нарубленный лапник, оттуда возьмите.

Так, с еловой веткой в одной руке и факелом в другой Сергей взобрался на одни из саней и призывно замахал огнем.

«Начнут стрелять — успею спрыгнуть», — подумал он. Но лучше обойтись. Прыгать с высоты ему нежелательно. Так в один голос утверждали и парс, и Сладислава. Хотя какая тут высота. Полсажени.

— Я — воевода киевский Серегей! — закричал он, не жалея наработанного в битвах командирского голоса. — А вы кто такие?

Услышали. И стрелять не стали.

Из общей кучи выдвинулись трое. Показали открытые ладони. Один поманил: зачем, мол, орать? Иди к нам.

Духарев слез с саней, опершись на подставленные руки гридня, и двинулся к переговорщикам.

Гридь раздвинулась, пропуская.

— Мы бдим, батька, — негромко сказал ему Развай.

Кто бы сомневался? Сейчас десятка три лучников держат под прицелом и переговорщиков, и вооруженную толпу. Войском такое сборище назвать — язык не поворачивался.

Троица выглядела солидно: во-первых, доспешные. Во-вторых, кряжистые. В-третьих, в себе уверенные.

— Ну так кто же вы такие? — повторил вопрос Духарев.

— Я — Калас, боевой вождь рода Ивицы, — пробасил тот, что стоял в центре.

— Щитобой, боевой вождь рода Серой Цапли.

— Лисянин, боевой вождь рода Медведя.

— Надо же, — усмехнулся Духарев. — Род Медведя, а сам — Лисянин. Нескладно получается.

— Нескладно, да ладно, — проворчал Лисянин. — Говори, чужак, зачем в наш лес пришел?

— Дорога — общая, — заметил Духарев. — Да и лес — ваш ли?

— Наш-наш! — заверил Щитобой. — Не сомневайся, седоусый!

— И дорогой нас не пеняй! — подал голос Калас. — На дороге мы тебя не тронули. Мы не разбойники.

— Это уж как князь решит, — сказал Духарев.

— Какой еще князь? — воскликнул Щитобой. — Ваш, что ли, киевский? Так он на полюдье уехал! О том всем ведомо!

— Почему ж киевский? Ваш, уличский. Князь Артём.

Трое переглянулись.

Потом Калас сказал:

— Он не наш князь и о том знает. Он в наши леса не суется. По Дикому Полю бегает, печенегов бьет.

— А не бил бы — они б к вам прибежали.

Все трое разом заухмылялись. Реплика воеводы их позабавила.

— Глупости говоришь, — заявил Лисянин. — Что степнякам в лесу делать? Они меж двух осин заплутают!

— Ты слова-то выбирай, лис медвежий! — строго сказал Духарев. — Нет уважения к званию моему, так хоть к годам поимей!

Лисянин малость смутился. Не принято у родовичей старшим хамить.

— Печенег, может, и заплутает, — продолжал Духарев. — А вот князь Артём — вряд ли. Он вятичей уму-разуму учил, а ваши леса в сравнении с их чащами — кустики чахлые. Так что зря вы, военные вожди, — Духарев выделил слово иронией, — на настоящих воев исполчились. Только людей зря губите, — он сделал красноречивый жест в сторону «баррикады». — А у них ведь и жены были, и детишки. Сиротами остались.

— Род прокормит, — буркнул Калас, но Духарев не обратил на его реплику внимания:

— А может, вас подбил кто?

Троица вновь переглянулась. Но разобрать выражение лиц Духарев не смог. Темновато.

— Ладно, — сказал он. — Говорите, что хотите от меня, или покончим с болтовней и за дело возьмемся.

— За какое дело? — спросил Щитобой.

— Воинское дело, военный вождь! Воинское! Вы будете лезть, а мы вас — бить.

— Рука-то не устанет? — едко осведомился Лисянин.

— А мы привычные, — усмехнулся Духарев. — Нам с утра до ночи биться — как тебе землю пахать.

— Я не пахарь! — рассердился Лисянин. — Мы, род Медведя, все охотники!

— Ну извини. Тогда как силки на зайцев ставить, чтоб тебе понятней было. Так чего хотите?

— Мы вас пропустим, — после небольшой паузы заявил Калас. — Товары можете с собой забрать. Только оружие оставьте. Поедешь к своему князю, воевода, и скажешь ему, что дани мы больше не платим. И оборонять нас не надо — сами оборонимся!