Государь - Страница 36

В отличие от тех жрецов, к которым привык Торстейн, на человеке-йотуне не было никаких оберегов. Только большой черный деревянный крест. И потемнел крест скорее всего просто от времени, потому что вряд ли отшельник кормил его жертвенной кровью.

— Я — Оле-конунг из Гардарики! — гордо произнес Торстейн. — Слышал, ты умеешь провидеть будущее?

— Настоящее — тоже, — сообщил отшельник. — А потому не стоит тебе называть себя конунгом, но стоит помнить о том, что ты клялся конунгу в верности. Оставайся верным ему и в будущем и не прогадаешь. А теперь ступай к своему вождю и скажи: я его жду.

На сей раз Олав отправился сам.

— Скажи мне, святой человек, получу ли я желаемое? — поинтересовался Олав, не уточняя, что именно желает.

И тут же убедился, что имеет дело с настоящим прорицателем.

— Ты получишь свое королевство, — не раздумывая, заявил отшельник.

Это был правильный ответ, хотя Олав имел в виду всего лишь свою удачу.

— Бог даст тебе его, — продолжал между тем отшельник, — если ты примешь Истинную Веру.

«Хочет, чтобы я крестился», — подумал Олав.

Но сын Трюггви не принял крещения даже ради любимой Гейры. Стоит ли это делать сейчас? Ведь землями его отца правит Хакон-ярл, который сначала, по требованию конунга данов, принял Крест, а затем вновь вернулся к вере отцов, выгнал монахов-христиан, изрядно пограбил земли данов, потом сам подвергся нападению Харальда-конунга и спасся, как говорили, тем, что северные боги наслали на конунга всяких чудовищ, вынудив уйти. И Бог христиан ничем не помог конунгу.

Так говорили люди, и Олав не видел причин, почему бы ему не верить их словам.

И вот теперь отшельник обещает Олаву землю, которой сейчас правит Хакон-ярл, оказавшийся сильнее христианина Харальда, повелителя Дании.

Возможно, Христос решил руками Олава свершить не сделанное конунгом данов? Но что будет, если боги Севера окажутся сильнее и на этот раз?

— А если я не сделаю этого и останусь верен богам моих предков? — спросил Олав. — Что будет со мной далее?

— Смерть придет к тебе, — сказал отшельник.

— Что ж, все мы когда-нибудь умрем, — заметил Олав. — Меня этим не испугаешь.

— Смерть придет к тебе сегодня, — уточнил отшельник. — Подступит внезапно, откуда не ждешь. Однако Бог позаботится о тебе. Тебя сочтут мертвым, но пройдет семь дней — и ты восстанешь, чтобы оплакать погибших друзей и обратиться к Истинному Богу Иисусу Христу.

— А с чего бы твоему Богу заботиться обо мне, если я не из его поклонников? — осведомился Олав.

— А с того, Олав, сын Трюггви, — сказал отшельник, очень удивив Олава, представившегося как обычно «Оле из Гардарики», — что тебя ждет славное будущее. Ты станешь великим королем. Многих ты обратишь в христианство и тем спасешь их души. А теперь ступай и возвращайся, когда уверуешь в могущество Истинного Бога, сотворившего небо и землю и всё, что им сопутствует, в том числе и тебя, упрямый сын Трюггви, хотя ты и не желаешь этого признать. Вскоре ты получишь доказательство Его могущества, вновь получив от Него свою доселе бесполезную жизнь.

И Олав ушел. Слова отшельника не убедили его (для того чтобы убедить такого, как Олав, одних слов маловато), но заставили задуматься.

Вот так, глубоко задумавшись, Олав, сын Трюггви, спускался по тропинке вдоль склона, когда на него напали заговорщики.

Олав считал, что удача покинула его, однако был не совсем прав. Кое-что осталось.

Это «кое-что» и надоумило его сначала отправить вместо себя Харальда Бычью Ногу.

Харальд же был человеком не только красивым, но и великой силы. Прозвище свое получил за то, что еще в молодые годы, желая показать удаль, вырвал из сустава ногу бычка-двухлетки. С тех пор сила Торстейна увеличилась, а воинское умение закалилось в множестве битв. Будь он сейчас с заговорщиками, Олаву пришлось бы совсем плохо, потому что не было в хирде Олава никого, включая и самого конунга, сильнее Бычьей Ноги.

Но слова святого отшельника проникли в сердце Торстейна, и он отказался предать своего конунга.

Однако заговорщиков было четверо, а Олав — один.

Он знал всех четверых: то были его собственные люди. Из тех, кто громче всех кричал о том, что удача покинула Олава. И еще он знал, что они — хорошие воины, умелые во владении железом.

Олав родился сыном конунга и страха не ведал.

Но он был глубоко оскорблен тем, что собственные хирдманы предали его.

— Вы клялись мне в верности! — воскликнул Олав, обнажая меч. — А теперь ищете моей смерти! Ледяной ад Хель — подходящее место для таких, как вы!

— Если бы мы искали твоей смерти, Олав Трюггвисон, то ты был бы уже мертв! — заявил конунгу Снорри Черный из Вестфольда, могучий викинг, присоединившийся к хирду Олава после битвы у Датского Вала, потому что не пожелал креститься. — Но мы лишь хотим, чтобы ты уступил место вождя более достойному, потому что удача твоя иссохла, как вода в летней луже. Осталась только грязь, не способная утолить жажду даже лягушки.

— Это у тебя, Снорри, в жилах не кровь течет, а грязь! — гневно зарычал Олав и, прыгнув вперед, отсек Снорри правую руку повыше локтя.

Трое других от неожиданности подались назад: не предполагали, что Олав рискнет напасть первым.

— Ха! — воскликнул Трюггвисон, вновь вздымая меч. — А я ошибся! Всё-таки кровь, а не грязь! Да так много, будто я свинью зарезал!

С этими словами Олав ударил мечом по шее Снорри, и удар этот был смертельным, однако трое других предателей уже опомнились и сами напали на конунга.