Государь - Страница 84

— А захотели они, чтоб Трюггвисон дочь его, Гудрун, в жены взял, — ответил Трувор.

— Без приданого? — уточнил Добрыня.

— Почему же? Скегги — богатый бонд. За Гудрун хорошее приданое давали. Женихов у нее хватало.

— Так и есть, — подтвердил Сигурд-ярл. — О Железном Скегги я от многих слыхал. Известный человек, хотя и из простых бондов.

— А собой эта Гудрун как, недурна? — спросил Владимир.

— Сам я не видел, — ответил Стемид. — Дурного о ней никто не говорил.

— Вот уж вира так вира! — воскликнул уже порядком набравшийся мёду с пивом воевода Путята. — Я б такую виру хоть каждый день платил!

Владимир глянул на него строго, но Путята продолжал ухмыляться. Он принял новую веру еще в Константинополе. Однако сделал это лишь из преданности Владимиру. Жить же продолжал, как и прежде. Старым обычаем. И дома непременно отделял перед трапезой малую толику Сварогу. И чурам. Богат ныне Путята. У него на всех хватит. И на старых богов, и на нового…

— …Олав спорить не стал, — продолжал повествование Стемид Большой. — Был он человеком свободным, поскольку вторая его жена, Гюда, умерла, а жениться на другой, вдове конунга свеев, у него не получилось. Расстроился сей брак. По вине старых богов, не иначе.

— Расскажи-ка сначала о вдове конунга, родич, — велел Владимир. — О дочери бонда позже послушаем.

— Как тебе угодно, княже, — согласился Стемид. — Все мы знаем, что люб племянник друга нашего Сигурда-ярла дочерям и вдовам конунгов. Так что, когда посватался он к Сигрид Гордой, вдове конунга свеев, та отнеслась к сватовству благосклонно. Заключили договор. И как свадебный дар послал ей Олав огромное золотое кольцо, которое снял с дверей капища в Хладире. И было то кольцо так велико и тяжело, что все восхищались им и хвалили щедрость Олава. Сигрид велела позвать двух кузнецов, чтобы оценить кольцо. Но те так долго взвешивали его и качали головами, что Сигрид забеспокоилась и спросила, что с подарком не так. Кузнецы сначала отнекивались, а потом всё же сказали, что кольцо слишком легкое для своего размера. Сигрид велела разломать кольцо — и внутри оказалась медь. И решила она, что Олав обманул ее, и сильно разгневалась. Однако Олав и сам не знал, что кольцо — с обманом. И никто об этом не слыхал. Должно быть, старые боги, у которых Олав отнял кольцо, подменили золото медью в отместку за обиду.

— И что же, из-за какого-то кольца свадьба расстроилась? — спросил черниговский князь Фарлаф, человек мудрый и понимавший, что объединение владений конунга Олава и свейских земель стоит подороже любого кольца.

— Нет, — покачал головой Стемид. — Хотя допускаю, что кольцо это как-то подействовало на Сигрид и ее дальнейшие поступки. Следующей весной она и Олав встретились, и всё складывалось хорошо, но потом Олав заявил, что Сигрид должна креститься, а та заявила, что не собирается отказываться от веры своих родичей. «Впрочем, — добавила она, — ты, Олав-конунг, тоже можешь верить в тех богов, в которых пожелаешь».

Сигрид не зря прозвали Гордой.

Олава такие слова оскорбили и разгневали настолько, что он закричал на нее и заявил, что не станет жениться на язычнице. И даже ударил ее перчаткой, которую держал в руке. Тут люди Сигрид схватились за оружие и люди Олава — тоже, но до крови дело не дошло, потому что сила была на стороне Олава.

«Такой поступок, — пообещала ему Сигрид, — будет стоить тебе жизни!» И Олав уехал. Свадьба, ясное дело, не состоялась.

— Вот так, — завершил Стемид Большой, — старые боги не позволили Олаву стать конунгом свеев.

Многие на княжьем пиру задумались. И было о чем. Всем ясно, что в этой истории боги нурманов оказались сильнее Христа.

— А что же Гудрун, дочь Скегги? — вмешался Артём, угадав, что встревожило новокрещеную гридь. — Женился ли на ней Олав-конунг?

— Да, — кивнул Стемид Большой. — Но в первую же ночь, едва конунг заснул, она ударила его кинжалом.

— Почему ты молчал, Стемид? — воскликнул Сигурд. — Что с моим племянником? Он жив?

— Чтоб женщина убила такого, как Олав Трюггвисон? — Белозерский князь засмеялся. — Конечно, он жив. Олав проснулся, удержал руку Гудрун и отнял у нее кинжал. А потом вышел к своим людям, пировавшим в доме, и рассказал о том, что случилось.

— Что он сделал с ней? — быстро спросил Владимир, выказав неожиданное волнение. — Убил?

Стемид покачал головой:

— Велел ей забрать приданое, своих людей и убираться прочь.

— Простил, значит… — сказал кто-то.

— Можно сказать и так, — отозвался Стемид.

Тут снова вмешался Сигурд-ярл:

— Мой племянник не настолько глуп, чтобы мстить женщине! — заявил он. — Сделать так — значит признать, что ты испугался бабы с железом в руках! Вот смеху будет!

— К тому же, — негромко проговорил Добрыня, обращаясь к своему племяннику. — У Железного Скегги наверняка было немало родичей и сторонников. Зачем же Олаву, заплатившему виру и решившему дело миром, вновь ссориться с ними? Как верно сказал наш Сигурд-ярл: он не настолько глуп.

Добрыня не знал о том, что произошло ночью между Владимиром и Рогнедой. Великий князь не стал никому рассказывать о случившемся. Жить Рогнеде или не жить, он должен был решить сам. И он тоже не был настолько глуп, чтобы посчитать так вовремя рассказанную историю женитьбы Олава случайностью.

— Бог защитил Олава! — твердо произнес Владимир.

И никто ему не возразил.

* * *

— …Наклонись ближе, Годун, — просипел Рёрех. — Многое хочу тебе рассказать прежде, чем уйду за Кромку. Многое… Только тебе. Никто из родичей твоих знать не должен, потому что силу эту принять лишь один может и выбран из всех ты…