Государь - Страница 26


К оглавлению

26

На сей раз великий князь принимал византийского посла без лишней помпы.

Он сам, Добрыня, воевода Путята, ярл Сигурд, воевода Претич и, естественно, Сергей Иванович Духарев, более известный как боярин-воевода Серегей. В качестве гостя присутствовал князь черниговский, носивший пушкинское имя Фарлаф. Так повелось, что формально Чернигов признавал главенство Киева, а Фарлаф был правнуком одного их сподвижников Рюрика. Лет на двадцать постарше Владимира, Фарлаф внешне от него изрядно отличался. Ростом повыше, намного толще, рожей пошире и вдобавок — обладатель могучей полуседой бородищи, отпущенной на полянский манер.

Мандатор Мелентий вошел, опираясь на плечо ромейского старшины. Он заметно прихрамывал, но выглядел бодро. На пол укладываться не стал.

— Божественный Автократор римский Василий Второй… — энергично зачастил он, — …предлагает тебе, хакан русов, великий князь киевский Владимир, согласно договору, заключенному твоим отцом, хаканом Святославом и василевсом Иоанном Цимисхием выполнить свой союзнический долг и оказать ему помощь в борьбе с мятежным Вардой Фокой, за что готов заплатить тебе пятнадцать кентинариев. За эту плату Август и император рассчитывает получить от тебя не менее пяти тысяч отборных воинов!

Всё. Изложил. Выдохнул.

Воеводы переглянулись. Плата была более чем щедрая. Судя по физиономиям матерых вояк, предложение пришлось по вкусу.

— Нет, — сухо произнес Владимир.

— Нет? Почему? — Мелентий искренне изумился. Он-то рассчитывал, что без малого полтонны золота сразят варвара наповал.

— Я не торгую кровью своих дружинников, — холодно произнес Владимир. — А договор, что был заключен моим отцом, закончился с его смертью.

— Но…

Владимир глянул строго — и Мелентий заткнулся.

— Я никогда не был на вашей земле, — произнес Владимир, — и совсем мало знаю о ваших обычаях. Скажи мне, есть ли у вашего императора братья, сестры?

— Брат его Константин, соправитель и…

— А сестры? — перебил Владимир. — Есть?

— Анна… — пробормотал Меленитий, не понимая, к чему клонит великий князь. — Анна Багрянородная.

— Это хорошо, — кивнул Владимир. — Я никогда не стал бы продавать своих воинов за золото. Однако я мог бы прийти на помощь другу и родичу. Поэтому если твой господин действительно нуждается в друге, то, думаю, он согласится отдать за меня кесаревну Анну. Если он согласен, я приду. И приведу с собой шесть тысяч воинов.


«Опаньки! — подумал Духарев. — Вот это ход!» Потребовать в жены сестру ромейских императоров! Ту самую Анну, порфирогениту, которую в свое время Никифор Фока отказался отдать за императора Оттона. Император Священной Римской империи получил вместо нее принцессу Феофано, всего лишь племянницу Иоанна Цимисхия, еще одного узурпатора. И Оттон был вполне удовлетворен результатом. И это — христианский император. А тут какой-то архонт варваров, язычник, дикарь…


У Мелентия язык прилип к гортани.

Порфирородная принцесса! Никогда такого не было! Еще Константин Великий писал (и слова эти начертаны на престоле храма Святой Софии), что никогда василевс ромеев не породнится через брак с народом, чуждым ромейскому устроению и обычаям. То же, спустя полтысячелетия, писал и другой император, Константин Багрянородный, в своем трактате «Об управлении империей», уподобляя подобный брак чуть ли не браку с животным и призывая на нарушителя анафему и прочие кары.

Мелентий даже дышать перестал.


— …Что же до золота, — продолжал Владимир, будто и не замечая, что посол — в ступоре, — то и золото нам пригодится.

— Но, великий… — наконец нашел в себе силы пробулькать мандатор. — Никак невозможно это… Ты ведь даже не христианской веры…

— Я — сын своего отца! — гордо заявил Владимир. — Я не знаю такого слова: невозможно! Ступай. Ответные дары тебе принесут позже. И позаботься о том, чтобы весной в днепровском устье нас ждали корабли, которые доставят нас в Константинополь.

Мелентий повернулся и вышел. Он не был уполномочен торговаться или спорить. Но вид у него был — пришибленный. Кто знает, как отреагирует Василий на предложение Владимира. То есть, как отреагирует — понятно. Но как это скажется на судьбе посла? Вполне могут и голову открутить.

Духарев улыбался в усы. Нет, какой молодец Владимир! Каждое слово — в строку! Истинный князь! В сравнении с его требованием любое другое теперь казалось сущей ерундой.

Но не все разделяли восхищение Сергея. Едва ромеи ушли, воеводы загомонили. Суть их ворчания сводилась к тому, чтобы требовать больше денег. А тут — еще одна баба в княжеский гарем. Кому это надо?

Владимир поднял руку с коротким жезлом — атрибутом княжеской власти, и гомон стих.

— Воевода Серегей, объясни им.

Духарев встал.

— У василевса ромейского сейчас очень трудное положение, — сказал он. — Из Болгарии, куда он лично ходил воевать, его вышибли. На востоке империи — неспокойно. Варда Фока силен, и к нему постоянно присоединяются новые союзники. А основа его войска — иберийцы и армяне, которые уже давно считаются лучшими воинами империи. Василий сидит в Константинополе и не рискует дать мятежнику бой. Так что с каждым месяцем его положение ухудшается. А следовательно, он все острее нуждается в помощи. Так что весной мы будем нужны ему больше, чем сейчас. Да мы из него веревки вить будем!

Воеводы радостно оживились. Перспектива вить веревки из византийского василевса им понравилась.

26