Государь - Страница 30

На крыльцо вышли Добрыня с Духаревым. Остановились. Сергей и не подумал вмешиваться: сын знает, что делает. А вот Добрыня тут же послал отрока за Владимиром. Впрочем, тоже вмешиваться не стал.

К воеводам присоединился Устах. Княжич Изяслав сидел у пестуна на плече. Глядел во все глаза.

Артёму подали затупленные учебные мечи. Он снял с пояса собственное оружие и передал гридню. Затем покрутил оба тупых клинка, поиграл ими и одобрительно кивнул десятнику. Хороший баланс!

— Раз так, то я тоже не стану губить свои, — заявил Габдулла. — Подай мне такие же!

— Уверен? — усмехнулся Артём. — Не скажешь потом, что оружие виновато в том, что я тебя побил?

В толпе зрителей послышались смешки. Габдуллу в Детинце не любили — побаивались, Артёма же — обожали. Даже те, кто почти его не знал, наслушались славных историй о сыне воеводы Серегея.

Габдулла ощерился. К неприязни людей ему, судя по всему, было не привыкать. А вот проигрывать он не любил. И не собирался.

— Я побью тебя! — уверенно заявил он. Принял предложенные мечи, взвесил… И швырнул наземь. Железо со звоном ударилось о камни.

— Ты бы мне еще кочерги принес! — злобно рыкнул он на десятника.

Тот лишь ухмыльнулся.

Для шемаханца он оружия не подбирал. Взял первое попавшееся.

Растолкав дружинников, Габдулла прошел к навесу, где стояли учебные клинки. Долго выбирал, прикидывал по руке…

Появился Владимир. Мимоходом коснулся макушки Изяслава и встал рядом с Добрыней и Духаревым.

— Как думаешь, побьет он твоего сына? — спросил великий князь.

— Поглядим, — уклончиво ответил Духарев.

Хотя в победе Артёма не сомневался. Может, в конном бою у шемаханца еще был шанс…

Хотя и тут вряд ли. Стрела в глаз — и бой окончен.

Наконец Габдулла выбрал подходящие железки. Передал саблю и кинжал первому попавшемуся отроку и вошел в круг. Уставился исподлобья на противника.

— Да ты никак в гляделки со мной решил побороться, — насмешливо бросил Артём. — Так я не девка. Не зарумянюсь.

Габдулла напал раньше, чем Артём закончил фразу. Стремительно сократил дистанцию и ударил с двух рук, по разным уровням, и на том же движении — снова, поверху, внахлест…

Артём до самого последнего мгновения стоял неподвижно. Потом шагнул назад, а затем его собственные мечи взметнулись, будто стрекозиные крылья, — и со звоном отшибли клинки шемаханца. Тот отпрыгнул, ожидая ответной атаки, но ее не было.

— Всё, что ты можешь? — чуть удивленно проговорил Артём. — Не верю, что ты смог побить моего брата. Он, верно, очень устал или был ранен…

Шемаханец вновь атаковал, быстро, точно, мощно… И опять вспыхнули на солнце стрекозиные крылья и отбросили чужое железо. И опять Артём не контратаковал.

— Я понял! — воскликнул он весело. — Ты просто разминаешься, Габдулла. Скажи мне, когда начнем биться по-настоящему!

На сей раз атака была еще быстрее и еще красивее. Прямой в лицо, двойной финт правым, еще один, снизу наискось, и вторым клинком — навстречу… Но тоже финт, перешедший в точный и быстрый укол…

Но Артём их даже отбивать не стал. Просто уклонялся. Причем исключительно за счет работы ног. Экономные, точные, выверенные перемещения. Ровно настолько, чтобы сталь разминулась с целью на какой-нибудь сантиметр.

Последний удар сын воеводы Серегея пропустил вообще в миллиметрах, зато оказался справа от Габдуллы, вне досягаемости мечей, подсек его ногу и одновременно с силой толкнул плечом. Габдулла грохнулся спиной наземь, быстро, как кошка, перевернулся на живот, но вскочить не успел. Нога Артёма придавила его к истертым булыжникам. Меч, поддев бармицу, уперся в шею, надавил с силой, так, что шемаханец вынужден был прижаться лицом к грязным камням.

— Пожалуй, я победил, как, княже? — весело крикнул он.

— Пожалуй, да, — согласился Владимир.

Артём тотчас убрал меч и ногу.

Габдулла вскочил, яростный, весь перемазанный в грязи…

Зрители разразились хохотом.

Бешеный, красный от ярости шемаханец озирался, как обложенный псами волк…

— А ну молчать! — гаркнул Владимир.

Подворье притихло.

— Кто-то слышал, как смеется князь уличский? — чуть потише поинтересовался великий князь.

Никто не слышал, потому что Артём и не смеялся. Хотя и не особо печалился унижению наглого шемаханца. Даже не глядел в его сторону. Молча цеплял к поясу боевое оружие.

— Это он победил Габдуллу! — сказал Владимир. — Если кто хочет посмеяться всласть, пусть возьмет мечи и встанет против Габдуллы. Есть такие?

Таких не было. Не потому, что — трусы. Зачем ввязываться в бой, где тебя заведомо побьют. Да еще и покалечить могут, учитывая нынешнее настроение Габдуллы.

— Нет? Тогда делом займитесь! Габдулла, умойся и со мной. Князь Артём, ты тоже. Мы не договорили.

И, не дожидаясь никого, шагнул в дверь.

— Не любят шемаханца, — негромко произнес Духарев, обращаясь к Добрыне.

— И хорошо, что не любят, — ответил тот. — Князю верней будет. А твой сын — хорош! Думаю, и Владимиру с ним не совладать.

— Хочет попробовать?

— Коли захочет — я отговорю. Негоже князю мордой в грязь падать. Пойдем-ка с ними! Недоволен Владимир. Не наказал бы сгоряча…

Но Владимир никого наказывать не собирался.

— Еще раз захочешь удаль показать, Габдулла, вспомни, как тебя мордой в грязь макнули! — строго произнес он.

Шемаханец спорить не рискнул. Лишь побагровел еще больше.

— Давно я тебя в бою не видел, князь. — Владимир повернулся к Артёму. — Хорош! Не поделишься ли умением с дружинными моими?