Государь - Страница 41


К оглавлению

41

Нурманам его ответ пришелся по вкусу. Все еще больше развеселились и выпили за то, чтобы сыновья Владимира славой не уступили отцу.

— Что за пес у тебя? — поинтересовался Духарев, с интересом изучая лохматое страшилище, неподвижно лежавшее у ног Олава и не обращавшее внимания ни на падающие со стола кости, ни на грызущихся из-за подачек псов Владимира.

— О, это особенный пес! — с удовольствием ответил Олав Трюггвисон. — Я приобрел его в Ирландии, когда после удачного похода решил зайти к конунгу Олаву Кварану, моему тестю. По возвращении мы пристали к берегу, и я велел согнать к кораблям скот окрестных бондов, потому что мы соскучились по свежему мясу. И вот один из бондов пришел по мне и попросил вернуть его коров. Сказал, что его собака, — тут Олав потрепал черного волкодава по голове, — сама выберет и отыщет его коров. Мне стало любопытно, и я разрешил. Представь, ярл, этот пес выбрал из большого стада всех коров бонда. Мы проверили клейма. Ошибки не было. И я забрал Виги, так его зовут, себе. А взамен отдал золотой браслет. Считаю, это был хороший обмен. Умней этого пса я ни одной собаки не встречал.

— Я бы повязал его с моей сукой, — сказал Духарев. (Ирландский волкодав — это круто!) — Что ты хочешь взамен?

— Отдай мне своего сына! — заявил Олав. — Вот этого! — Трюггвисон показал на Богуслава, пировавшего за столом старшей гриди. — Когда я стану конунгом, я дам ему столько золота, сколько он сможет унести.

— Не могу, — покачал головой Духарев. — Он — воевода Владимира, и вряд ли тот согласится его отдать.

— Пожалуй, — не стал возражать Олав. — Он даже моего дядю Сигурда не пожелал отпустить. Это из-за вашего летнего похода в Византию. Жаль! Но я — удачлив, и мне подобает быть щедрым. Приведи твою суку, и мой Виги сделает всё как надо, можешь не сомневаться!

— А ты не хотел бы присоединиться к нам? — спросил Духарев. — Ромеи платят щедро!

— Не могу, — покачал головой Олав. — Напротив, я сам рассчитывал найти здесь поддержку.

— Эй, Трюггвисон! — окликнул гостя Владимир, которому не понравилось, что нурман шепчется о чем-то с Сергеем. — Ты еще не рассказал, почему бросил свои земли в Англии и приехал сюда? Не думаю, что для того лишь, чтобы рассказать мне о вере в Христа.

— Так и есть, — отозвался Олав. — Я не мастак говорить о вере. И приехал я сюда, потому что мне нужны сильные люди, чтобы отвоевать земли моего отца — те шестнадцать больших фюльков, которые когда-то взял под себя мой предок Харальд Прекрасноволосый и которыми теперь правит мой недруг Хакон-ярл. Вот почему я оставил свои корабли зимовать и пешком пришел сюда.

— Если бы ты согласился подождать год, я бы помог тебе, — сказал Владимир. — Дело твое — правое, и Хакон-ярл мне не друг. Если ты и твои люди послужат мне один год, я сполна отблагодарю тебя.

Олав покачал головой.

— Люди моей земли послали в Ирландию человека, чтобы позвать меня, — сказал Трюггвисон. — Вот этот человек, — Олав показал на одного из своих спутников. — Его зовут Торир Клака, и он проделал нелегкий путь, чтобы найти меня.

Духарев поглядел на посланца норвежского народа. М-да. Сергей бы такому не доверил даже лошадь постеречь… Однако ж он сумел убедить Олава, который тоже далеко не лох. Значит, нашлись аргументы.

«Надо будет навести о нем справки», — подумал Сергей.


Ксожалению, связи торгового дома «Духарев и семья» в Норвегии были весьма слабы. Да и время года было неподходящее, так что, когда до Киева добралась кое-какая информация, Олав Трюггвисон был уже далеко. И всё, что смог сделать Сергей, — это проинформировать дядю Олава Сигурда-ярла о том, что Торира послали не друзья Олава, а главнейший его враг — Хакон-ярл.

Тем не менее можно было считать, что Духарев с лихвой отблагодарил Олава за щенков, родившихся от ирландского волкодава.

Глава четырнадцатая. Император — против!

Пришли новости из Константинополя. Как и следовало ожидать, идея отдать за Владимира собственную сестру и порфирородную царевну Анну повелителю Византии резко не понравилась.

Суть его ответа можно было свести к одной фразе: «Он там совсем охренел, этот варвар!»

Мелентий пребывал в глубокой печали. Резонно опасался за голову.

Духарев не пробовал его утешить. Он решил зайти с другой стороны.

— Послушай, дружище, — сказал он послу. — Давай я тебе поведаю одну историю, а ты уж, своими словами, перескажешь ее нашему Автократору. Итак, жила-была одна великая империя. С одной стороны ее теснили варвары, но это не страшно, потому что варваров было много, и всех их легко было перессорить меж собой. А вот с другой стороны ее поджимали сторонники пророка Мухаммеда. Вот с этими было сложнее, потому что они были едины. Еще с нею граничили единоверцы-христиане, но они тоже были недружественны нашей империи и предпочитали союзничать с другими государствами, от которых терпели меньше утеснений. И тут случилось так, что варвары тоже решили отступить от своего варварского единобожия и примкнуть к одной из великих вер. И повели переговоры с христианами другой империи. Но это еще полбеды. Хуже то, что они наладили дружбу с миром ислама. И теперь пусть повелитель нашей великой империи попробует представить, что будет, если варвары, о которых мы говорим, тоже уверуют в Мухаммеда…

— Я тебя не понимаю, светлейший муж, — напрягся Мелентий.

— А что тут непонятного? — удивился Духарев. — Князь наш заключил договор с волжскими булгарами-мусульманами. Налаживает торговлю с Хорезмом и Багдадом. — Тут Сергей приврал: это он сам налаживал такую торговлю, но зачем послу знать лишнее? — А если случится так, что он и сам примет ислам?

41