Государь - Страница 47

Но результат налицо. Меч получился добрый. И еще один стальной стежок скрепил важнейшую связь меж родом воеводы-боярина Серегея и природными белозёрскими варягами. И новый стежок — сегодня. Вольг-Варяжко.

Почти полвека прошло с тех пор, как Сергей пришел в этот мир. Безродный чужак, никто… А теперь самые славные мужи этой земли — его родичи. Воистину не зря прожиты полвека. И пусть Духарев умирать пока не планировал, но мысль о том, что все его сыновья, даже малолетка Илья, могут не только за себя постоять, но и завоевать уважение лучших воинов этого мира, — грела сердце.

Глава восемнадцатая

Шестью месяцами ранее.

Подворье белозерского князя Стемида Большого

— Годун, я здесь решаю, кто годен в отроки, а кто — нет! — Стемид Большой взирал на мальчишку сверху вниз довольно-таки свирепо. — Ворочать весло тебе не по плечу. Значит, будешь детским!

— Илья! — звонко выкрикнул сын боярина-воеводы Серегея. — Так меня зовут родичи! Запомни, дядька Стемид, если хочешь, чтоб я тебе служил!

Трувор, успевший познакомиться с норовом Ильи-Годуна, вдобавок нахватавшегося дерзости у рода Машеговичей, расхохотался. А вот его старший брат, Стемид Белозерский, был попросту обескуражен. Не привык князь, чтобы этакий дрыщ позволял себе нахальничать. Властная Стемидова душа требовала: врезать сопляку и отправить на конюшню — стойла чистить. Но Стемид — варяг. Князь. Значит, человек чести и Правды. А по Правде наказывать мальца — не за что. Каждый может проситься в отроки. И настаивать — тоже. Тем более — родич. А Годун — родичь и есть, ведь старый Рёрех сейчас в роду у Серегея, а сей мелкий и дерзкий малец боярину-воеводе — сын. И бересты с пареньком пришло две. Одна — от отца его, Серегея, а вторая — от Рёреха. В первой малец именовался Ильей, во второй — Годуном. В первой была просьба: обойтись с малым как с собственным сыном. Во второй — повеление научить парнишку варяжской Правде.

Стемид почитал воеводу-боярина, но Рёрех — старший в роду. И от того, что он отдал княжение Стемидову отцу, его старшинство никуда не делось. Следовательно, учить мальца надо так, как хочет Рёрех. И звать так, как зовет Рёрех, а тот звал Годуном или Гошкой.

Илья не спорил. Рёрех — пестун. Ему можно. А если нельзя, то прилетит палкой по спине — и сразу станет можно.

Князь Стемид не знал Илью. Потому проверял. Илья тоже не знал князя. И тоже проверял. Если Стемид Большой слеплен из того же природно-варяжского теста, что и Рёрех, то…

Оплеуха прилетела вмиг…

Только мимо, потому что Илья «нырнул» и мозолистая длань прошла над макушкой.

Трувор еще больше развеселился.

А Стемид сердиться не стал. Будь здесь, в тереме, еще кто-то, возможно, он и осерчал бы… А может, и нет. Понравилось белозерскому князю, что, уворачиваясь, мальчишка не назад, а вперед шагнул. Да и увернуться от Стемидовой длани непросто.

— Илья, значит? — рыкнул он. — Добро. Пусть будет Илья. Илья-детский. Вот когда наберешь силу да вес, чтоб большое весло в одиночку крутить…

— Отрок! — перебил дерзкий мальчишка. — Кабы в дружинные из-за одной лишь силы брали, так слепая кобыла, что жернов крутит, враз в старшие гриди опоясалась!

Ловко отбил.

— Ты с ним лучше не спорь! — опередив брата, заявил Трувор. — У него на одно твое слово своих десять! Без малого год с дружиной Йонаха-хузарина полевал. А у Машеговича быстрей языка только стрелы летают.

— Будь ты сыном моим, — проворчал Стемид, — я б тебя плеткой хорошенько поучил.

Но нельзя — как сына. Слово Рёреха выше слова боярина-воеводы. А Правда кривды не терпит.

— Надо — учи, — покладисто ответил Илья. — Боли не боюсь. Хоть до смерти бей… хотя нет, до смерти не надо. Родня опечалится. А так — давай, испытай, коли желаешь. Увидишь, что годен я в отроки!

— А ведь не врет! — глянув мальчишке в глаза, определил Стемид.

— Не врет, — подтвердил Трувор, подмигнув Илье. — Стал бы он род ложью позорить!

— А всё же сила отроку нужна, — не желал уступать белозерский князь. — И не только грести. Вот хотя бы лук натянуть как следует, чтобы бронь пробить…

— А зачем мне ее пробивать? — опять не удержался, перебил Илья. — Я лучше стрелой в глаз ударю. Зачем хорошую вещь портить? У белки глаз мельче, а я ни разу не промахнулся, верно, дядька Трувор?

— Враг — не белка. Он твоей стрелы ждать не станет. Да и с лодьи стрелять — не с земли! Ее, знаешь ли, раскачать может.

— Знаю, может, но всяко не сильнее, чем коня в галопе!

— Почти год — с Йонахом Машеговичем, — напомнил брату Трувор. — Хузарская выучка.

Он явно получал от разговора удовольствие.

— Учил меня дедко Рёрех! — немедленно уточнил Илья. — Йонаш только доучил, чему смог. До природного хузарина мне — как вороне до сокола.

Сказал и опечалился. Но тут же вспомнил, что воину показывать слабость не положено, и вновь задрал нос кверху. Ох и нахальный же вид! Так и хочется… Но нельзя. Только по Правде.

— Ты меня испытай, дядько Стемид! — попросил малой. — Выстави против меня любого из отроков своих! А коли за мной будет победа, все увидят, что не по родству, а по праву меня опоясаешь!

Во как хорошо сказал. Вовремя вспомнилось, что дед Рёрех про князя и дружину говорил. Мало, мол, если тебя один лишь князь примет. Надо и чтоб братья твои тебя достойным сочли. Это у чужих кровное родство тебя наверх поднимает, а у варягов главное — Правда. Покажи, что достоин, и хоть в князья. «Природный варяг, — вещал Илье Рёрех, — над прочими братьями не потому стоит, что — природный, а потому что — лучший. А ты, репка-сурепка, не природый, а принятый. Тебе, чтоб славу свою доказать, надобно мочь любого природного на колено поставить!»