— Всё — завтра, — заявил он управляющему. — Ужин мне и моим людям. Постель. Вот его, — указал на старшего своей охраны, — зовут Равдаг. Он над ними — главный. Скажет, что нужно, если сам не сообразишь. Но сначала — баня!
Константинопольская баня — это не русская банька. Тут формат другой. Но тоже приятно. И парок горячий, и водичка разная: холодная, теплая, почти кипяток… На все вкусы. Кресла мраморные, обогреваемые, горячий пол, массажисты и массажистки… по потребностям.
Духарев, воспользовавшись привилегией начальника, попарился первым, а уж потом — дружинники. Партиями. Всё-таки это было не общественное заведение, а домашнее.
Потом был ужин. Восхитительный. Особенно после однообразной морской кормежки.
И наконец — койка…
— Ты кто? — спросил Духарев, разглядывая молоденькую девчонку, вскочившую с постели при его появлении.
— Харита…
Хорошенькая. Личико свежее, кудри смоляные, фигурка — отличная… Насколько можно разглядеть под этим балахоном… Из хорошей, кстати, ткани…
Молодец, фессалиец. Знает, что надо мужчине после долгого путешествия…
Но что-то с этой девочкой не так. Как-то уж очень она смущена. И стесняется. Вон даже пальчики на ногах поджимает, а ведь пол — теплый. Обогреваемый.
Духарев подавил естественное желание — взять и воспользоваться.
Будь Сергей дома, ни секунды не колебался бы. Сколько раз ему подкладывали юных девочек… Давно со счета сбился. Ребенок от воеводы — большая для рода удача. И девочке от господина непременно — дорогой подарок. Браслетик, цепочку… Да они сами лезли к нему в постель, даже без всякого нажима со стороны родичей. Девственность в родовом обществе не котировалась. Ценилась способность рожать крепких детей — на благо и усиление рода. Причем собственно ценность жизни младенца в таких обществах была ничтожной. Это позже, с принятием христианства, за детьми с рождения признавалось право на божественную душу. У язычников дитя считалось своим только после принятия в род. Даже жены нурманских ярлов, подавая новорожденных отцу, не были до конца уверены в том, что муж не мотнет головой, отказывая ребенку в отцовстве. Глава рода сам решал, кому жить, кому — умереть.
Хотя в словенских родах детям крайне редко отказывали в праве на жизнь. Разве что в очень голодные зимы или при наличии видимого уродства.
Но если в ребенке течет кровь сильного, удачливого воина, боярина, князя — это другое дело. Такая кровь всему роду удачи прибавит.
Впрочем, на родине знали о том, что воевода Серегей не жалует девственниц, и потому непорочные девочки оказывались в его постели не так часто, как хотелось их родным да и им самим. Еще одно суеверие: первый мужчина не только являлся в случае удачи отцом первого ребенка, но и мистически участвовал в рождении будущих детей.
Но здесь — не родная земля. Здесь — Византия. Так что следует трижды подумать, прежде чем принять подарок, внушающий подозрения. Капелька яда, уроненная в рот спящему — и нет спафария Сергия. Умер, бедняга! Надорвался в постельных играх. Возраст, сами понимаете…
— Ты — девственница?
Кивнула. И сглотнула судорожно, аж тоненькая шейка дернулась.
— Разденься!
Молча скинула длинную рубаху, шагнула вперед, наступив на смятую ткань…
Чистенькая девочка. Белая, как молоко, кожа. Крохотные сморщенные соски выглядывают меж волнистых прядей, спускающихся до самого лона…
Ну, что не так, спафарий Сергий? Что тебя смущает?
Маленькие ступни с очень аккуратными ноготками — на ткани рубахи. Вот что! Эта девочка — не рабыня. И даже не служанка. Удобство собственных ножек она ценит дороже, чем сохранность тонкого дорогого полотна. Служанка наверняка обошлась бы с рубашкой более аккуратно.
— Покажи мне руку, девушка!
Да, так и есть. Эта мягкая лапка, возможно, неплохо управляется с иголкой, но никогда не знала тяжелой работы.
— Как зовут твоего отца, Харита?
И чуть слышный ответ:
— Дорофей…
— Уходи, Харита. И передай отцу, что господин сегодня будет спать один.
Девушка вскинула голову, и Духарев первый раз увидел ее глаза, огромные, черные, испуганные…
— Не гоните меня, господин! Делайте со мной что пожелаете, но не гоните!
«Ах ты лысая обезьяна!» — подумал Духарев, а вслух сказал:
— Не бойся, отец не сделает тебе ничего дурного.
— Я знаю, мой господин, — девушка вновь потупилась. Ой как неловко ей, невинной девочке, выросшей в холе и неге, стоять голой и беззащитной перед огромным и (что самому себе-то врать!) старым варваром!
— Сколько дочерей у твоего отца?
— Три, господин. Но остальные — совсем маленькие… От другой жены.
— Сядь, — велел Духарев. Опустился рядом, положил жесткую ладонь на гладкое бедро. Девушка не дрогнула, только губку чуть-чуть прикусила.
— Отец не любит тебя, Харита?
— Любит, господин. И я его люблю.
Голосок звучит искренне. Но это — Византия. Никому нельзя верить.
Духарев убрал руку.
— Уходи, Харита. Скажи отцу: сегодня я слишком устал. Если захочешь — можешь прийти завтра.
— Спасибо, спасибо, мой господин!
Подхватила рубашку и спугнутой ланью вылетела из покоев. Радость-то какая! Пытка откладывается до завтра!
Где же ты так накосячил, дорогой мой управляющий, что решил откупиться собственной дочерью?
Ладно, завтра с утра мы с тобой потолкуем. Плотненько.