Государь - Страница 59

Иных иностранцев казнили и за куда меньшие проступки. Дипломатического иммунитета для чужеземных послов и владетелей в Византии не существовало.

Но вряд ли Владимиру рискнули даже замечание сделать.

После совершенно бессмысленной официальной встречи Владимира попытались отвести к логофету дрома для предметного разговора, но великий князь, получивший от Духарева предварительные инструкции, «министра» послал. Мол, негоже целому великому князю русов общаться с каким-то холопом, пусть даже и императорским. Не по уровню.

И покинул Дворец.

Логофет тут же послал за спафарием Сергием и перехватил Духарева раньше, чем тот присоединился к «свите» своего великого князя.

— Богопочитаемый Автократор повелел нынче вечером архонту и его воинам переплыть через Босфор и напасть на войско мятежников! — с ходу выпалил евнух.

— Архонт Владимир не любит торопиться, — пожал плечами Духарев.

И куда спешить? Мятежники, чай, не убегут, русы устали с дороги (Вранье! Гридь Владимира ехала шагом, подстраиваясь под темп обоза), а кроме того великий князь, прежде чем вступать в игру, желает услышать подтверждение условий договора, изложенных послами, от самого василевса. Лично. Варвар, что с него возьмешь? Считает себя ровней самому богопомазанному Августу. Хотя лично он, Духарев, не видит в этом ничего плохого, ведь так и будет, когда архонт примет крещение и женится на кесаревне Анне.

Логофета от таких слов аж перекорежило. Трудно сказать, что ему больше пришлось не по вкусу: то, что варвар проигнорировал прямое распоряжение императора, или то, что дикий рус может получить право именоваться кесарем и василевсом.

— Но ты можешь хотя бы попросить архонта немного задержаться? — срывающимся голосом попросил логофет дрома, который, надо полагать, уже чувствовал на своей жирной вые дыхание монаршего гнева.

— Попробую, — сказал Духарев.

И, не теряя времени, устремился на перехват великого князя. Тот, впрочем, особо не спешил. Всё шло по заранее оговоренному сценарию.

Глава седьмая, в которой великий князь Владимир отказывается от мешка золота в качестве аванса, но великодушно принимает его в дар

— Хорош у тебя дом! — одобрил Владимир, глядя с высоты окна на Мраморное море.

Одно из качеств великого князя, симпатичных Духареву, — замечательная адаптация. Где бы ни оказался Владимир, везде он чувствовал себя хозяином положения. Достижения ромейской цивилизации он принимал как должное. По поводу разницы между каменным имперским зодчеством и родными деревянными пенатами не переживал. Примерно так юный отрок в простенькой защите смотрит на золоченое зерцало воеводина доспеха. Ну да, пока у него лишь курточка с железными бляшками, но придет время и…

Если что и способно было впечатлить Владимира, так это искусство. Музыка, пение, фреска, статуя… Причем оценивал его великий князь по каким-то своим, личным, не очень понятным Духареву критериям. Например, на львов в тронном зале дворца он глядел как на большую кучу золота, а мраморная фигурка всадницы на быке, украшавшая здешний холл, привлекла внимание князя чуть ли не на четверть часа. К немалому удивлению Духарева, рассматривавшего статуэтку просто как часть интерьера.

Временами Сергею казалось, что великий князь видит вещи как-то по-особенному. Во-первых, непредвзято, во-вторых, глубже, чем другие люди. Не поверхность, а тайную суть… Подобное не удивило бы Сергея в монахе, отшельнике или мудреце вроде Артака, но во Владимире, сыне и внуке воинов, воспитанном воином же и среди воинов, правителе умном, жестоком и прагматичном, — удивляло. И не слишком радовало, потому что делало поведение великого князя непредсказуемым, не просчитываемым с помощью знания и логики. Когда властный жизнелюбивый ценитель ратной славы, плотских утех, охоты, шумных пиров и прочих молодецких забав вдруг замирает, любуясь статуэткой, — это как-то неправильно.

Вот отец его Святослав был Сергею понятен, хотя тоже временами абсолютно непредсказуем. Но вся его непредсказуемость лежала в области военной стратегии. И это тоже было понятно. Гений войны.

Дядька Владимира Добрыня тоже понятен. Сергей всегда знал, почему Добрыня принял то или иное решение. И что было в его основе: ум, хитрость или то и другое вместе. Владимир тоже обладал и умом, и хитростью. И многое перенял у дядьки. Но временами Сергею казалось, что великий князь играет в какую-то непонятную прочим игру с самим собой. Будто внутри у него живет еще некто… И Владимир прислушивается к нему так же, как к словам ближников-советников. Пытается уловить, отыскать нечто, недоступное простому взгляду и обычному пониманию…

Что, впрочем, не мешало великому князю задирать подол любой приглянувшейся девке.

«Хотя, — пришла в голову Духарева забавная мысль, — может, и в девках Владимир хочет отыскать нечто особенное, понятное только ему?»

— Хороший дом. И место хорошее, — произнес великий князь одобрительно.

Вид из окна и впрямь был неплох, хотя, на вкус Духарева, удовольствие миросозерцания изрядно портили всевозможные неопрятные плавсредства, покачивающиеся на пологой волне, и запашок, приносимый бризом.

Только что они с великим князем, ярлом Сигурдом и, само собой, сыном Богуславом недурно подкрепились дарами моря и земли, запив всё это отличным вином — подарком с «царского стола». Правда, подарок сей был сначала испытан на дворцовом чиновнике, «сопровождавшем» дар.

Отказаться от роли дегустатора ромей (под грозным взглядом Духарева) не посмел. Яды, конечно, бывают и замедленного действия, но императору не было ровно никакого смысла травить Владимира раньше, чем отправится в лучший мир мятежный Варда Фока. А буде кто-то из недругов Владимира решил проявить самодеятельность, то чиновник-сопроводитель наверняка в курсе. Работа у него такая — отвечать за проверку и сохранность царских даров.