— Да, дом хорош, — согласился Духарев. — Его мой холоп построил. На украденные у меня деньги.
— Казнил? — поинтересовался Владимир.
— Жизнь оставил, — честно ответил Сергей. — Дочка его мне приглянулась. Но дом забрал, конечно. Теперь он в твоем полном распоряжении.
— А дочка того холопа — тоже? — улыбнулся Владимир.
— Нет, княже, — в свою очередь улыбнулся Духарев. — Для тебя я припас яство повкуснее. Коли желаешь попробовать — милости прошу в баньку.
— В баньку? — усомнился Владимир. — После такой трапезы?
— Здешняя банька — не такая, как наша. Не отказывайся, княже, обижусь!
— Ну раз уж ты настаиваешь, боярин-воевода…
Всё. Теперь Владимир был «выключен» из политической жизни минимум на три часа. Духарев нанял для услаждения великого князя шестерых девок из лучшего аристократического борделя столицы, причем три из них были не только юны, красивы, обучены пению, танцам, массажу, само собой, полному спектру интимных услуг, но и отлично говорили на родных словенских языках.
Компанию великому князю составил ярл Сигурд.
Богуслава Сергей в «райскую обитель» не отпустил.
Сын нужен для дела. Впрочем, Богуслав и сам к византийским гетерам не особенно рвался. Младший сын Духарева старался быть верен своей жене. По возможности.
Оставив великого князя в обществе гетер, а его ближнюю дружину — в компании доброй еды и выпивки, Сергей и Богуслав сели на коней и с небольшой свитой отправились налаживать полезные контакты. Официальный повод — спафарий Сергий хочет представить византийской знати своего сына. Неофициальный — прощупать, как отнеслись представители столичной аристократии к появлению на византийской шахматной доске русского ферзя.
«Обход» занял более трех часов, а мог бы закончиться и заполночь, если бы Сергей принял хотя бы одно приглашение на обед. Вернее, на званый ужин.
Но Духарев отказывался, мотивируя это необходимостью, по повелению Автократора, присматривать за грозным архонтом русов.
Результат общения Сергея удовлетворил. Шесть тысяч русов существенно повысили лояльность местных вельмож действующему императору. Хотя можно было не сомневаться: стоит противоположной чаше весов пойти вниз — и византийские феодалы тут же переметнутся. Тем более что род Фок, равно как и род Склиров — того же поля ягоды. Причем наиболее крупные.
По возвращении домой Духарев обнаружил там небольшую правительственную делегацию, возглавляемую не кем-нибудь, а самим «премьер-министром», паракимоменом Василием.
Причем всесильный евнух «томился в прихожей» уже добрый час и порядком озверел.
Мгновенно сориентировавшись, Духарев первым делом извинился (в меру униженно) за поведение архонта русов. Мол, сами понимаете — дикий скиф. Совершенно дикий. Какой этикет? Какая дипломатия? Жрать в три горла да драться за десятерых — вот истинное призвание варвара. Но ведь именно это и требуется сейчас богопомазанному Августу, разве нет? Впрочем, после Причащения Святых Тайн великий князь Владимир несомненно переменится в лучшую сторону. Бог и византийские епископы, а особенно — царственнородная кесаревна Анна, научат русов культуре и пониманию истинного, то есть — византийского величия.
А теперь, не окажет ли превосходнейший Василий милость и не позволит ли он представить ему младшего сына Тимофея (примерно так можно перевести со словенского имя «Богуслав»), который недавно вернулся из Багдада…
На слово «Багдад» Василий среагировал правильно. Заинтересовался. Подобрел и принялся задавать вопросы. Вот он, настоящий политик. Амбиции — побоку, если есть возможность извлечь пользу для дела.
Богуслав-Тимофей с удовольствием на вопросы отвечал. Языком империи он владел несравненно лучше отца, так что препятствий общению возникнуть не могло.
А Духарев тем временем пошел извлекать великого князя из терм.
— Почему он не кланяется? — недовольно произнес Владимир, глядя на здоровенного роскошно одетого паракимомена.
Гладкое лицо Василия дрогнуло. Чуть-чуть, но достаточно, чтобы Духарев понял: словенский язык ему знаком. Интересная информация. А как насчет нурманского?
— Он полагает, что это ты должен кланяться, конунг, — на языке викингов ответил Духарев, искоса наблюдая за Василием.
— Я? Этому холощеному волу? — изумился Владимир.
Василий, судя по его невозмутимому лицу, реплики великого князя не понял. Или понял, но на сей раз не показал виду, что, надо полагать, совсем нетрудно для царедворца, пережившего нескольких императоров.
— Этот холощеный вол, как ты, княже, изволил выразиться, потерял свои яйца не по собственной воле, а всего лишь потому, что его угораздило родиться сыном повелителя Византии и его наложницы. Его отец позаботился о том, чтобы сын холопки не имел права занять место своих единокровных братьев. В противном случае именно он сидел бы сейчас на троне кесаря, ведь даже без яичек он сумел стать могучим воителем и мудрейшим из здешних бояр.
— Не повезло, — с искренним сочувствием произнес сын великого князя и его рабыни-ключницы, занявший престол своего «законнорожденного» брата. — Хорошо, что наши обычаи не такие, как здесь, и мой славный отец принял меня в род. Скажи ему, воевода, — Владимир перешел на родной язык, надо полагать сообразив, почему Духарев вдруг заговорил по-нурмански, — что я приношу свои извинения за то, что заставил ждать такого славного мужа… То есть не мужа, но… В общем, сам найди нужное слово. Скажи, что мне не доложили, кто пришел, и я сожалею. Вина ему предложи… Ну да ты сам знаешь, как лучше сделать.