Государь - Страница 95

К оглавлению

Тут вмешался маячивший за спиной князя Габдулла.

Подскочил к епискому, скорчил страшную рожу…

Ромей испугался. Переменился в лице, заткнулся, перекрестился…

Бохмичи захохотал. Злой он, Габдулла. Не убить, так хоть напугать. А дай ему волю, много бы крови пролилось…

Владимир прикрикнул на телохранителя, и тот вернулся на место.

— Я выслушал тебя, владыка, — сказал великий князь. — Спасибо, что вразумил. А теперь ступай.

— Ты казнишь убийцу?

Владимир покачал головой.

— Что ж я за князь, если от собственных слов отказываться буду? Но о словах твоих подумаю.

Епископ открыл было рот, чтобы спорить, но вспомнил, что он не только священник, но и дипломат, скорчил благостную рожу, поблагодарил князя за внимание и удалился, мимоходом благосклонно осенив крестом Духарева, которого, подданного империи, естественно, считал безусловным союзником.

Духарев поклонился епископу…

Ничего. Придет время, появятся у руси свои священники…

— Ты Христову Веру давно принял, — сказал Духареву Владимир. — Потому сердцем чувствуешь, когда прощать, а когда наказывать. А в моей душе старые боги глубокие корни пустили. Сразу всё и не выкорчуешь. Приходится умом сердцу подсказывать. Напоминать себе, что есть Заповеди Христовы. А епископов ромейских не поймешь: то за милосердие ратуют, то, как сегодня, крови жаждут. В Писании просто всё: прощай ради Бога, помогай страждущим — и хорошо. А тут… — Великий князь махнул рукой, звякнув тяжелыми золотыми кольцами-наручами, и потянулся к кубку. Пить, однако, не стал — протянул Духареву: — Попробуй. Хорошо ли ромейское, что нынче мне от василевса Василия пришло.

Сергей Иванович понюхал, пригубил. Замечательное вино. И яда тоже не чувствуется.

— Отменное, — похвалил он. И вернул кубок Владимиру.

Но Владимир пить не стал.

— Зарок дал, — сообщил он. — До воскресенья — ни вина, ни меда, ни пива.

— Ну коли так… — Сергей Иванович вновь взял кубок и сделал еще глоток. — А епископа, княже, слушать слушай, но слова его разделяй, потому что Бог-то у нас и у ромеев один, а вот законы — разные. И не все имперские законы для нас хороши.

Владимир задумчиво поглядел на Духарева…

— Умен ты, воевода, — похвалил он. — Придется мне научиться различать, когда священники наши Божье Слово несут, а когда — свое собственное.

— …Или василевса константинопольского! — подхватил Духарев.

— Ты о воприемнике моем худого не говори! — враз посуровел Владимир. — Он — брат мне!

— А я и не говорю, — покачал головой Сергей Иванович. — Что плохого в том, что государь о благе державы своей заботится? Наоборот, хорошо. Только у кесаря византийского — своя держава, а у тебя — своя. И что для ромеев благо, для русов может оказаться ущербом. Но в одном ты, княже, неправ. — И пояснил: — Когда назвал священников ромейских — нашими. Люди они — Божьи, бесспорно. Но как они могут быть нашими, если даже языка словенского не разумеют? Тебе, княже, легче — у тебя толмачи есть, да и то они не всегда верные слова находят. А простому люду как Слово Божие понять, если учат ему на чужом языке? А потому свои священники нам надобны. Или хотя бы булгарские, у которых речь с нашей схожа.

— Разумно, — согласился Владимир. — За этим ко мне пришел? Вот и позаботься. Моим именем.

— Позабочусь, — обещал Духарев. — Но пришел к тебе не за этим.

Он откинул полу бархатного, шитого серебром плаща, отцепил от пояса и положил на стол глухо звякнувший кошель.

— Это что? — спросил Владимир.

— Золото, — сказал Духарев. — Одарил ты меня, княже, щедро. А что за подарок без отдарка? Не по обычаю.

— Забери, — строго произнес великий князь. — Это не ты, это я отдарился. Ты, воевода, мне больше, чем землю, ты мне Истину подарил. За такой подарок мне и отдариться нечем. Так что не ты, а я у тебя в долгу.

Очень проникновенно сказал. У Духарева даже слезы на глазах выступили.

Но кошеля он не взял.

— Знаю я, — сказал Сергей Иванович, — хочешь ты Храм Божий строить.

— Так и есть, — подтвердил Владимир.

— Прошу тебя: пусть это золото будет моей лептой в строительство. Не откажи, княже, прими!

— И хотел бы отказать, — улыбнулся Владимир, — да не вправе. Кто я таков, чтобы к святому делу не допускать? Присядь, князь-воевода. О многом хочу с тобой поговорить…

Поговорили. Хорошо поговорили.

Из княжьих покоев вышел Духарев с легким сердцем и головой, полной важных мыслей, чувствуя себя не старцем с сединой в усах, разменявшим седьмой десяток, а зрелым, сильным мужем, которому еще многое суждено свершить на этой земле. Счастливым и воодушевленным…

Но недолгим было счастье Сергея Ивановича Духарева.

Пришла беда — отворяй ворота…

Глава восьмая. Беда

Земля моровская

Косуля вылетела из леса и стремглав понеслась по дороге. Молодая, глупая. Теперь ей не уйти. А вот в лесу — могла бы. Стрела Фроди ранила ее неопасно. Так, шкуру порвала.

Голубь вырвался вперед, без труда опередив жеребца Фроди. Расстояние между ним и удирающей косулей быстро сокращалось. Илья мог бы запросто свалить добычу стрелой, но не хотел. Хотелось взять косулю живой…

И вдруг Илья увидел такое, что безжалостно осадил коня.

Косуля — глупая, глупая, а тут же воспользовалась — метнулась вбок, проломилась сквозь кусты и камыши и ушла через старицу.

Илья о ней уже забыл. Спешился и разглядывал черные влажные пятна на пыльном тракте. Кровь…

Подоспел Фроди.